на сдаче краденого в комиссионку, так что Данила, погуляв на свободе всего пару месяцев, вновь оказался в Могилевской специализированной колонии для несовершеннолетних.
Только на этот раз, несмотря на опять же небольшой срок наказания, жизнь в спецучреждении оказалась куда жестче, поскольку на пути Данилы оказался десятилетний уголовник, осужденный за особо жестокое убийство одноклассника в ванной из-за желания обладать фирменными джинсами марки «Левис». И отныне этот наглый убийца держал Данилу в постоянном страхе, так что он в полном отчаянии дважды был вынужден резать себе вены.
Пройденная наконец школа колонии если не перевоспитала Данилу Федорова, так хоть отрезала желание что-либо красть. Освободившись, он окончил профессионально-техническое училище и устроился на спичечную фабрику. И даже Марина, с которой он связал свою жизнь, ничего не подозревала о его бурном уголовном отрочестве.
– Ты чего тут сидишь? – у подъезда появилась Марина.
– Ключи забыл. Что врач сказала? Оксанку в садик отвела?
– Да, все хорошо, пойдем домой. Тебе сегодня во вторую смену?
– Нет, у меня сегодня выходной, я проголодался, у нас есть, что поесть?
– Ну конечно, идем!
6
Тем же вечером Данила заглянул в дом напротив к Никите Мазовецкому.
Обыкновенная хрущевка была обставлена, по всей вероятности его родителями, в полном соответствии с духом конца 80-х: на стене висел узорчатый бордовый ковер, в проходной большой комнате – привычная для советского быта секция из окрашенного шпона да пара кресел в углу. Венчал обстановку примостившийся у балкона с глухими занавесками цветной телевизор «Электрон» на тумбочке с тонкими длинными ножками. В центре зала на круглом обеденном столе на салатовой скатерти с вышитыми розами красовалось несколько недопитых бутылок советского шампанского.
– Молодец, что зашел, рад тебя видеть, старина! – широко обнял Данилу Мазовецкий. – Полусладкого шампусика?
– Не откажусь! – облегченно рухнул на кресло Данила.
– За встречу на родной земле! – звякнул хрустальными бокалами Мазовецкий. – И еще раз, чтобы побыстрей дошло!
Шипучий напиток с мелкими искристыми пузырьками влился в горло приятным вкусом, отдался громкой отрыжкой и слегка развеселил.
– Рассказывай! Что делаешь на грешной земле? – первым начал Никита.
– Работаю, на спичечной фабрике…
– Женат?
– Да нет, просто живу с девушкой и ее ребенком.
– Слушай, я помню, ты в колонию, кажется, угодил в шестом классе.
– Было дело… Да и в седьмом. Так, по малолетству попал на грабеже и краже. А ты как? Чем занимаешься?
– Так, езжу по белу свету… Чувак! Мир надо видеть, наш Советский Союз – огромный, представляешь, где я только не был: и в Ереване, и в Ростове-на-Дону, и в Тбилиси, и в Прибалтике… Про Москву и Ленинград вообще молчу. Тысячу раз на Петропавловскую крепость и Мавзолей глядел.
– И что ты там делал?
– Много чего разного, так – в картишки играл. Слушай, ты же в колонии в карты резался? – Никита достал новенькую колоду, слегка помял ее и виртуозно выгнул половинки в разные стороны, чтобы потом положить карты между большим и указательным пальцем и незаметно вытянуть нижнюю, толкая назад верхнюю.
– Так мы же на интерес играли, – удивился Данила ловкости рук Мазовецкого.
– А какой может быть интерес в колонии? – не понял Никита.
– Разный: продукты из посылки, конфеты, печенье или сделать то, что прикажет выигравший.
– Сыграем в очко?
– На интерес?
– Я без интереса не играю.
– Так я и денег с собой не брал.
– Давай под запись?
– А давай! – оживился повеселевший Данила, вспомнив, как избыток свободного времени в колонии позволил ему почти выйти на уровень профессионального игрока.
Впрочем, несколько лет он точно не играл и мог потерять форму.
– Я знаю, большая часть карточных игроков рождается в местах не столь отдаленных. И некоторым избранным новичкам удается постичь опыт старших. – ловкими движениями рук Никита сдал по две карты.
– Еще, – задумчиво произнес Данила, глядя на сданные ему десятку и короля. И Мазовецкий сдал нижнего туза.
– Перебор! – вздохнул Данила.
В ответ Мазовецкий тут же оформил очко. Через час с небольшим Федоров уже был должен бывшему однокласснику приличную сумму. Нет, он не сдавался без боя, иначе бы долг приблизился к тысяче рублей, а так – всего-ничего – триста рубликов, что равнялось двум его месячным зарплатам.
– Я отдам, честное слово, Никита, отдам! – твердил расстроенный проигрышем Федоров.
– Давай сделаем так: в девять ко мне придет человек, мы с ним сыграем, а ты мне поможешь, и я прощу тебе этот долг.
– Что я должен делать?
– Мы с тобой сыграем в одни руки, подавая друг другу определенные знаки.
– Согласен.
В начале десятого прибыл ожидаемый гость. Евгений Фурман слыл человеком зажиточным, поскольку работал в торгово-распределительной базе и сумел сколотить некоторое состояние на торговле дефицитом.
Лысоватый мужчина еврейской наружности лет сорока пребывал в отличном азартном настроении и уже был слегка навеселе.
– Добрейший вечерок, я не опоздал?
– Нисколько, Евгений Абрамович! Знакомьтесь – мой давний приятель, одноклассник, с которым я не виделся больше десяти лет, Данила.
– Очень приятно, – Евгений Абрамович пожал слегка потную руку.
– Прошу к столу! Шампанского?
– Не откажусь, хотя предки считали, что градус надо понижать!
Стало быть, подпольный катран… Я как – то всегда представлял себе катран как закрытое ресторанное заведение с множеством балдахинов вокруг большого круглого стола, покрытого зеленым сукном, словно бильярдный стол. А рядом – уютный столик с изысканными кушаньями…
– Ну что вы, Евгений Абрамович, не уж то не знаете, что в наше время надо быть на чеку и соблюдать конспирацию?
– Да-да, разумеется, но воображение же работает независимо от необходимой конспирации…
– Итак, начнем с условий игры. Предлагаю играть на запись. На месте не расплачиваться, – Никита как бы невзначай выглянул через отодвинутую штору в окно – вдруг милиция нагрянет.
– Согласен, – тут же поддакнул Данила в надежде отыграть проигранную кабалу.
– Ставка – 100 рублей, за рога – 200. Катаем?
– Катай уже!
Мазовецкий открыл «новую» колотушку, филигранно растасовал и сдал, довольный, как по-разному скользят карты с «картинкой», намедни натертые сухим мылом, и карты-знаки, чуть покрытые канифолью. Для начала Никита специально проиграл незначительную сумму сопернику, зная, что эти деньги непременно вернутся. Тонкий знаток психологии, Мазовецкий понимал, что для любого азартного игрока легко выигранные деньги страшнее первого укола для начинающего наркомана.
– Ну что, Евгений Абрамович, катит масть?
Евгений Абрамович не мог знать, что попасть к катранщику по прозвищу Маза означало попасть на деньги. Раз за разом Евгений Фурман проигрывал, не замечая, как партнеры ловко играют в одни руки.
– Ах, боже мой, опять мимо! Ну давай еще, сейчас точно отыграюсь! – огорчался Фурман, подливая в бокал шампанского.
Он не сумел
